ИА REGNUM публикует полный текст доклада специалистов МГИМО (У) МИД России Николая Силаева и Андрея Сушенцова «Грузия после выборов и перспективы российско-грузинских отношений». Предисловие к докладу — председателя президиума Совета по внешней и оборонной политике, главного редактора журнала «Россия в глобальной политике» Федора Лукьянова.
Примирению нет альтернативы
Ни с кем из бывших партнеров по СССР отношения у России не складывались столь же драматично, как с Грузией. И дело не только в том, что Москва и Тбилиси оказались в какой-то момент в состоянии войны. Удивительна атмосфера двусторонних связей. Она практически всегда насыщена сильными эмоциями, наполнена неадекватными ожиданиями, за которыми следуют необоснованные разочарования, изобилует ошибочными оценками, приводящими к иррациональным действиям или, напротив, бездействию в решающие моменты, когда что-то можно исправить.
Трезвый и по-настоящему объективный анализ событий 2008 года, когда детонировали все накопившиеся проблемы, — удел будущих поколений историков, способных дистанцироваться от страстей, которыми охвачены непосредственные очевидцы и участники. Задача ученых и политиков сегодня — если и не перевернуть трагическую страницу полностью (раны, нанесенные войнами, так быстро не затягиваются), то пофантазировать, что в фолианте, который называется российско-грузинские отношения, может быть написано дальше. Политические перемены в Грузии осенью 2012 года подстегнули интерес к этому, что — в числе прочего — и привело к появлению этой работы. Однако подготовка ее началась задолго до «политического землетрясения» 1 октября, еще тогда, когда практически никто в России не верил, что власть в Грузии может смениться быстро и мирно, в результате волеизъявления граждан. И ценность доклада, подготовленного исследователями из МГИМО (У) МИД России Николаем Силаевым и Андреем Сушенцовым в том, что авторы не ориентировались на текущую конъюнктуру.
Они старались с максимальной научной добросовестностью понять, что можно сделать, чтобы вывести из полного тупика отношения двух народов, которые, несмотря на крайне непростую историю взаимодействия, всегда, и в самые трудные времена, испытывали тягу друг к другу. Сумрачный период середины 2000-х — начала 2010-х годов еще раз продемонстрировал, что даже в беспросветной политической обстановке, иногда на грани нагнетания обоюдной истерии, стремление к добрососедскому сосуществованию не исчезало, и оно пробивало себе дорогу, как только на политическом небосклоне появлялся проблеск перемен. Если и можно говорить о пользе от предшествующего периода, то она именно в этом — самая низкая точка (а едва ли можно представить себе нечто хуже войны) позади, и даже после этого остается возможность для возрождения нормальных связей.
Возвращение будет долгим и нелегким, авторы этого не скрывают и предлагают только самые первые шаги на длительном пути. У двух стран есть объективные противоречия, хватает предубеждений и обид. Существенным фактором служит асимметрия подходов — Грузия по определению не может занимать в системе приоритетов России того места, которое Россия занимает в палитре интересов Грузии. Это не хорошо и не плохо, просто нужно воспринимать подобное положение как данность. Наконец, есть вопрос, обсуждение которого если и возможно, то только как итог очень протяженного процесса сближения — статус территорий, которые Россия признает суверенными государствами, а Грузия считает своими провинциями. Проблема суверенитета — вообще центральный вопрос международных отношений, на эту тему написаны целые библиотеки теоретических трудов и не меньшее число практических исследований конкретных случаев. Коль скоро ситуация достигла столь запущенной стадии, рассчитывать на разрешение, тем более скорое, бессмысленно. С другой стороны, история учит — не бывает конфликтных обстоятельств, которые рано или поздно не менялись бы, открывая новые возможности — их невозможно было представить на предыдущем этапе, но в какой-то момент они представляются едва ли не само собой разумеющимися.
При этом нельзя забывать, что в современном мире невозможно игнорировать тягу народов к тому, чтобы иметь право самим определять свою политическую судьбу. Такая тенденция подтверждается повсеместно, и с ней приходится считаться всем правительствам. Поэтому, в какие бы игры ни играли большие политики и великие державы, воля народов к совместному или раздельному существованию будет решающим аргументом. Это нужно помнить и Москве, и Тбилиси, отдавая себе отчет, что в XXI веке уже никому не получится ничего навязать, зато можно убедить, если, конечно, приложить интеллектуальные усилия и увлечь собственным примером.
Отчасти российско-грузинские отношения стали жертвой общего обострения в мире, когда прежние нормы и правила стремительно размывались, а новые не появились. Ставка на силу, стремление расширять свою сферу интересов жестким напором — продукт международной атмосферы, сформировавшейся к концу ХХ — началу XXI века. Смещение всех идеологических и правовых ориентиров стало следствием того, что с окончанием холодной войны из мировой политики исчез баланс, а попытка установить вертикальную иерархическую систему под предводительством единственной сверхдержавы быстро провалилась.
И Россия, и Грузия — каждая по-своему и каждая с большим количеством промахов и ошибок — пытались найти для себя место в новой системе. И делали это, пока не выяснилось, что никакой системы нет, а мир по-прежнему пребывает в переходном состоянии — устойчивая модель глобального устройства давно в прошлом, но до сих пор непонятно, как может выглядеть следующая. Институты, которые еще 10 лет назад казались столпами мироустройства, переживают кризис. И для стран, которые планировали свое будущее, исходя из непременной необходимости стать частью этих институтов, наступает время переоценки собственных перспектив.
Знаменитый социолог Зигмунт Бауман описал в недавнем интервью современный мир как среду, где изменения — единственная константа, а неизвестность — единственная определенность. В этой текучей и непредсказуемой среде единственным рациональным выбором любого государства может быть только один — укреплять свой потенциал (политический, экономический, культурный, военный) и стараться минимизировать количество проблем, устранять хотя бы те из них, которые поддаются устранению. Две страны, близкие культурно и исторически, обязаны сделать все, чтобы избавиться от барьеров, которые их разделяют — хотя бы во имя совместного выживания. Причем для огромной России это, на самом деле, не менее важно, чем для небольшой Грузии, при всем различии калибра и статуса двух стран. Работа, представленная вашему вниманию, — шаг в этом направлении.
Федор Лукьянов, председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике».
Аннотация
Целью настоящего доклада является восполнение нехватки объективных сведений относительно политической ситуации в Грузии после парламентских выборов 2012 года и позиции России по проблеме нормализации российско-грузинских отношений.
На протяжении 2012 года ученые МГИМО (У) МИД России Н.Ю. Силаев и А.А. Сушенцов проводили полевые исследования в Грузии и регионах российского Северного Кавказа. Целью исследовательских визитов был сбор аналитического материала относительно позиции грузинских властей и общественных сил по вопросам внутренней политики Грузии и двусторонних отношений с Россией в контексте грузинского выборного цикла 2012 года. В январе и июле 2012 года А.А. Сушенцов принял участие в двух экспертных встречах между российскими и грузинскими политологами в Тбилиси. В рамках проекта НПО «Кавказский дом» российско-грузинская группа экспертов приняла участие во встречах с представителями политического руководства Грузии и оппозиционными политиками. В ходе исследовательских визитов Сушенцов провел ряд бесед и интервью с независимыми экспертами, правозащитниками, учеными, представителями СМИ и НПО Грузии.
В апреле и мае 2012 года Н.Ю. Силаев проводил исследование по теме «»Черкесский вопрос»: национальное движение в современной России» в рамках гранта, предоставленного Институтом общественного проектирования. Полевой этап исследования проходил на Северном Кавказе в Кабардино-Балкарии и Адыгее, где автор провел серию глубинных интервью с представителями черкесских национальных организаций. Для понимания текущих экономических и политических процессов в Грузии большую роль сыграла работа интернет-сайта «Россия-Грузия: экспертный диалог» (www.georgiamonitor.org) и экспертной сети, сформировавшейся вокруг этого сайта и некоммерческого партнерства «Кавказское сотрудничество».
Собранный Н.Ю. Силаевым и А.А. Сушенцовым материал позволил проанализировать ряд ключевых проблем в отношениях между Россией и Грузией, главными среди которых можно было бы назвать:
— влияние изменений во внутриполитической ситуации в Грузии на перспективы нормализации двусторонних отношений,
— потенциал сотрудничества между Москвой, Тбилиси, Сухумом и Цхинвалом по экономической, транспортной и гуманитарной повестке дня,
— результаты и перспективы «новой северокавказской политики» Грузии в регионе,
— потенциал евроатлантической интеграции Грузии и ее влияние на региональную безопасность,
— перспективы торгово-экономического и гуманитарного сотрудничества между Россией и Грузией.
Осенью 2012 года выводы доклада были представлены к обсуждению экспертного сообщества и представителей политикоформирующих кругов России. В октябре и ноябре в МГИМО (У) МИД России состоялось обсуждение доклада с участием экспертов из академических институтов и исследовательских НПО, а так же специалистов МИД России и других ведомств, непосредственно участвующих в выработке и реализации российской внешнеполитической линии на грузинском направлении.
Авторы выражают признательность ректору МГИМО (У) МИД России академику А.В. Торкунову за поддержку исследовательских проектов, результатом которых стал настоящий доклад. Мы благодарим своих товарищей и коллег — сотрудников Центра проблем Кавказа и региональной безопасности и Кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО (У). Глубоко признательны коллегам — экспертам из государственных структур, академических институтов и НПО, которые приняли участие в обсуждении результатов нашего исследования и высказали ценные комментарии и предложения. Это исследование не могло состояться без участия наших грузинских коллег и партнеров в Кабардино-Балкарии и Адыгее. Всех нас объединяет общий интерес — создание условий для нормализации отношений между Россией и Грузией.
ГРУЗИЯ ПОСЛЕ ВЫБОРОВ И ПЕРСПЕКТИВЫ РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИХ ОТНОШЕНИЙ
1. Отложенная нормализация
Более четырех лет созревали политические условия для постановки вопроса о нормализации прерванных августовским конфликтом 2008 года отношений между Россией и Грузией. Что препятствовало более раннему примирению сторон, необходимость которого осознавалась еще в ходе конфликта? Рискнем предположить, что это было следствием нескольких взаимосвязанных причин.
Со стороны России это, во-первых, была простая экономия ресурсов. Выстраивание modus operandi с правительством «Единого национального движения» в Грузии требовало немалых усилий. В том числе: требовалось преодолеть инерцию, накопившуюся со времени «революции роз», найти дипломатические формулировки, каналы взаимодействия, достичь определенных договоренностей, которым стороны могли бы следовать.
Однако опыт отношений с правительством Михаила Саакашвили показывал, что контакты с Москвой оно использовало инструментально в контексте отношений с США и ЕС. В чем же тогда был приз, ради которого следовало прилагать усилия? Первым и очевидным решением было бы ввести в какие-то рамки поток враждебной риторики, которым обменивалась пресса двух стран. И Россия приняла такое решение. Приблизительно через два года после конфликта 2008 года позитивные и негативные публикации о Грузии были сбалансированы, представители грузинского руководства получили возможность высказаться со страниц крупнейших московских газет (впрочем, им и раньше в этом не отказывали), эфирные телеканалы о Грузии замолчали, что в тот момент скорее следовало отнести в плюс. Но ответных адекватных шагов не последовало. Подчеркнем, и в российском, и в грузинском случае речь не шла о покушении на свободу прессы, подразумевалось лишь прекращение целенаправленной государственной пропаганды. Во-вторых, в Москве действительно не верили, что с Михаилом Саакашвили можно о чем-либо договориться. Здесь он заработал себе прочную репутацию человека, который не держит слова. Самый яркий, но не единственный пример этого — обстрел Цхинвала в ночь на 8 августа 2008 года, через несколько часов после телеобращения президента Грузии, в котором он объявил об одностороннем прекращении огня.
Была ли гарантия, что если в отношениях с Грузией Москва попробует «начать с чистого листа», такая практика не возобновится? Не говоря о том, что из Грузии шли настолько противоречивые сигналы, что вычленить общий их вектор было практически невозможно. Саакашвили сделал несколько заявлений, которые можно было бы счесть обнадеживающими. Он высказался за диалог с Россией и с трибуны Европарламента пообещал не применять силу против Абхазии и Южной Осетии. Но в общем контексте политики властей Грузии эти заявления мало в чем убеждали. После призыва к диалогу грузинский президент заявил, что единственная цель России — «проглотить Грузию». Подготовка «Государственной стратегии в отношении оккупированных территорий», предполагающей расширение контактов с жителями Абхазии и Южной Осетии, сопровождалась выдвижением фактических ограничений на деятельность неправительственных организаций в двух республиках.
В-третьих, в ситуации общей неопределенности вокруг Грузии Россия не хотела своими руками вызывать призраки доавгустовской повестки дня в международной политике в Европе и на постсоветском пространстве. Ведь в чем была причина резкой реакции Москвы на плановые учения НАТО в Грузии в мае 2009 года? Россия категорически не желала, чтобы сотрудничество между Грузией и альянсом продолжалось так, как будто не было конфликта в августе 2008 года со всей его тяжелой предысторией. Грузинского президента в течение почти двух лет после августовского конфликта не принимали ни в европейских столицах, ни в Вашингтоне. В этом был явный признак изоляции — не Грузии, но ее лидера. Разумно ли со стороны России было содействовать преодолению этой изоляции? Обстоятельства скорее толкали Москву к выжидательной позиции.
Было бы ошибкой считать российскую линию в отношении руководства Грузии главным и единственным препятствием к нормализации отношений. В грузинской политике также имеются системные ограничения для снятия напряженности. Михаил Саакашвили и его окружение остаются влиятельной политической силой. Вражда с Россией — это тема Саакашвили, он чувствует себя в ней уверенно, она сама по себе выталкивает его на лидирующие позиции. Налаживание отношений с Москвой — это нечто принципиально иное. Это именно то, что у грузинского лидера получается хуже всего. Положение осложняется тем, что российско-грузинские отношения — это острый вопрос грузинской публичной политики. А публичная политика — это та сфера, в которой действующий президент способен обеспечивать поддержку своим подчас радикальным инициативам.
За истекшие четыре года в мире вообще и в постсоветском пространстве в частности многое изменилось. Прежде всего, был опровергнут расхожий тезис о неуживчивости России, которая якобы не способна выстраивать партнерские и уважительные отношения с соседями. Россия улучшила свои отношения с большинством соседей по своим западным границам. Пограничное соглашение с Норвегией, достижение договоренностей о строительстве газопровода Nord Stream со Швецией и Финляндией, примирение с Польшей, которая в России сейчас рассматривается как один из потенциально ключевых партнеров в ЕС наряду с Германией, Францией и Италией. Соглашение с Украиной о продлении срока пребывания военно-морской базы в Севастополе, перспективы наращивания экономического сотрудничества с Киевом, отказ нового руководства Украины от планов вступления в НАТО. К этому надо добавить повышение уровня отношений с Азербайджаном до стратегического партнерства, что позволяет обеспечить баланс в отношениях Москвы с Баку и Ереваном и продвинуть, пусть пока лишь в гуманитарной сфере, переговоры между сторонами в карабахском конфликте. Заметны позитивные сдвиги даже в традиционно непростых отношениях России со странами Прибалтики.
Для перспектив российско-грузинских отношений это означает, прежде всего, отсутствие заданности. Две страны не обречены на продолжение противостояния. Сегодняшнее положение складывалось в течение многих лет, и у нормализации отношений Москвы и Тбилиси много препятствий, которые с позиции сегодняшнего дня видятся непреодолимыми. Однако есть и ресурсы для улучшения отношений. Контакты двух обществ не прекращены, политическая враждебность не затронула человеческих связей. Длящийся разрыв воспринимается по обе стороны Главного Кавказского хребта как состояние ненормальное и подлежащее исправлению. Меняющийся мир предъявляет такие вызовы и угрозы, на фоне которых то общее, что сближает Россию и Грузию может оказаться более значимым, чем то, что их разъединяет.
Изменение политической ситуации в Грузии осенью 2012 года привело к власти оппозиционную коалицию «Грузинская мечта». Одной из приоритетных целей правительство Б. Иванишвили провозгласило ревизию российской политики прежнего руководства страны. Наши наблюдения за ходом обсуждения перспектив российско-грузинских отношений в Москве показывают, что и здесь время выжидания подходит к концу. Открывается окно возможностей для нормализации двусторонних отношений. Чтобы этот процесс стал необратимым, необходим кропотливый анализ и инвентаризация существующих между сторонами противоречий, выделение первоочередных из них и планирование этапов будущей нормализации.
2. Грузия после выборов
На парламентских выборах, состоявшихся 1 октября 2012 года, победу одержала оппозиционная коалиция «Грузинская мечта» во главе с предпринимателем Бидзиной Иванишвили. Коалиция набрала около 55% голосов избирателей по пропорциональной системе, почти на 15 процентных пунктов превзойдя результат партии «Единое национальное движение», и победила в большинстве мажоритарных округов.
В результате переговоров между руководством «Грузинской мечты» и президентом Грузии Михаилом Саакашвили на пост премьер-министра был предложен (и утвержден в этом качестве парламентом) Б. Иванишвили, получивший карт-бланш на формирование правительства. Срок президентских полномочий М. Саакашвили вскоре истекает, после новых президентских выборов вступают в силу поправки в Конституцию Грузии, согласно которым фактическим главой государства становится премьер-министр (в конце ноября 2012 г. Б. Иванишвили предложил ввести эти конституционные нормы в действие в ближайшее время).
Внутриполитические события в Грузии октября-декабря 2012 г. показывают, что команда Б. Иванишвили способна взять не только номинальные, но и фактические властные полномочия. Приход к власти коалиции «Грузинская мечта» создает новую ситуацию как во внутренней политике Грузии, так и в российско-грузинских отношениях. Учитывая высокую значимость темы отношений с Россией в грузинской публичной политике накануне и во время выборов, две эти сферы тесно взаимосвязаны.
Отметим наиболее важные черты сложившейся ситуации.
Б. Иванишвили получил значительный кредит доверия от грузинских избирателей. На выборах он сумел консолидировать весь оппозиционный электорат, что не удавалось его предшественникам. Он пользуется большой личной популярностью и владеет неисчерпаемыми в масштабах Грузии финансовыми ресурсами. Это делает Б. Иванишвили безусловным лидером победившей коалиции.
В то же время заметна определенная слабость собственной команды Б. Иванишвили. Ряд ключевых постов в правительстве и в парламенте заняли представители партии «Свободные демократы» во главе с Ираклием Аласания из Республиканской партии. Обе эти партии придерживаются курса на ускоренную вестернизацию Грузии и ее евроатлантическую интеграцию.
Нельзя исключить определенные расхождения между ожиданиями избирателей и фактическим курсом нового правительства. Отметим, что Республиканская партия, в значительной мере получившая контроль над парламентом, никогда не побеждала на выборах самостоятельно, вне коалиций, а в 2004 году ее представители прошли в парламент в коалиции с Михаилом Саакашвили. Республиканцы резко осуждали авторитаризм его правления, но при этом разделяли стратегические установки президентской партии «Единое национальное движение». Республиканцы, как и многие либералы на постсоветском пространстве, склоняются к жесткому секуляризму, у них не очень хорошие отношения с Грузинской православной церковью, и в этом их позиция также была близка президенту. В то же время «Грузинская мечта» выиграла выборы при неофициальном, но не слишком скрываемом одобрении со стороны Церкви. Насколько можно судить, это обстоятельство уже привело к смягчению секуляристской риторики республиканцев.
Проведенные в Грузии накануне выборов опросы показали, что избиратели оппозиционной коалиции отнюдь не единодушны в симпатиях к НАТО и не одобряют отправку грузинских солдат в Афганистан (1). В частности, 32% грузинских избирателей, собиравшихся голосовать за «Грузинскую мечту», оценили НАТО как «агрессивный военный блок». 53% согласились с утверждением, что интересы Грузии и альянса не совпадают. 88% высказали мнение, что Грузия не должна отправлять свои войска в Афганистан. Есть основания думать, что эта группа избирателей воспринимает предвыборную риторику Б. Иванишвили о продолжении курса на сближение с НАТО как вынужденный дипломатический жест в адрес Соединенных Штатов и не ожидает, что этот курс будет положен в основу практической политики после победы на выборах.
С одной стороны, существует проблема непредставленности в грузинской публичной политике той группы избирателей, которая сомневается в оправданности интеграции страны в НАТО. С другой стороны, грузинская политическая элита по-прежнему убеждена в возможности для страны евроатлантической интеграции по образцу стран Центральной и Восточной Европы, а также Прибалтики. Даже вопреки тому, что опыт этих стран в сложившейся на сегодняшний день обстановке — кризис в Евросоюзе, снижение интереса США к делам Центральной и Восточной Европы и постсоветского пространства на фоне ближневосточной дестабилизации — едва ли можно признать поддающимся тиражированию. Фактическое блокирование дискуссии об иных механизмах обеспечения безопасности Грузии и в целом об альтернативе во внешнеполитической стратегии при уже дающей себя знать фрустрации от недостижимости декларированных целей может дестабилизировать коалицию.
«Единое национальное движение» М. Саакашвили, хотя и проиграло выборы, обеспечило себе сравнительно сильные позиции в парламенте. Ряд депутатов-мажоритариев, выдвинутых на выборы ЕНД, перешли на сторону парламентского большинства, однако распада оппозиционной партии и фракции пока не наблюдается. В последние два месяца М. Саакашвили пропустил несколько сильных ударов, связанных со смещением с должностей и арестами нескольких его соратников. Не оправдался, по-видимому, имевшийся у него расчет на смену американской администрации в результате президентских выборов в США. Однако под контролем М. Саакашвили остаются назначенные им руководители регионов. Сохраняется его влияние на судейский корпус. В руках у президента остались его основные медиа-активы. Правительству и парламентскому большинству «Грузинской мечты» предстоит действовать в условиях продолжающегося противоборства с оппозицией, по крайней мере, до президентских выборов. Сами эти выборы, учитывая президентские амбиции вице-премьера и министра обороны Ираклия Аласания, могут стать источником трений внутри коалиции и привести к переформатированию сложившегося по итогам парламентских выборов политического расклада.
Победа Б. Иванишвили породила в обществе завышенные ожидания, связанные как с социально-экономическим развитием страны, так и с нормализацией российско-грузинских отношений. В складывающихся условиях премьер-министр будет вынужден действовать с осторожностью, стремясь избежать развала коалиции и укрепления позиций М. Саакашвили и ЕНД. Неустойчивая внутриполитическая ситуация в Грузии, по всей видимости, в ближайшее время не позволит добиться прорыва ни в экономической сфере, ни во внешней политике. Отдельная задача нового правительства и парламентского большинства — придумать, как остудить перегретые ожидания, не отняв при этом у избирателей надежду, не утратив их поддержки и сохранив за собой внутри- и внешнеполитическую инициативу.
Важный ресурс нового правительства в его взаимоотношениях с Россией заключается в отсутствии у него негативного опыта в этой сфере. Фигура Михаила Саакашвили была препятствием для российско-грузинской нормализации, в силу того, что в Москве грузинский президент заработал себе репутацию человека, который не держит слово. Кроме того, позитивные сдвиги на российском направлении были невыгодны ему объективно: президент хорошо умеет ссориться с Москвой, но плохо умеет мириться, и, учитывая значимость российской темы для грузинской аудитории, такие сдвиги вытолкнули бы на первый план во внутренней политике те фигуры, которые в большей степени, чем Саакашвили, отвечают задачам примирения. Со своей стороны, Россия не спешила выдвигать привлекательные для Грузии инициативы в двусторонних отношениях, отдавая себе отчет, что в существовавшей до выборов реальности такие инициативы лишь усилили бы внутриполитические позиции Саакашвили и, принимая во внимание его недоговороспособность, фактически ушли бы в песок.
Другой ресурс нового правительства в отношениях с Россией можно описать как эффект низкого старта. Сейчас двусторонние отношения настолько плохи, что любой сдвиг к лучшему будет восприниматься как значительный успех. Причем, несмотря на завышенные ожидания, в грузинском обществе, в целом есть понимание того, что быстрое разрешение противоречий невозможно. В Москве со сдержанным оптимизмом следят за деятельностью Зураба Абашидзе, назначенного на должность спецпредставителя премьер-министра по отношениям с Россией. В совокупности с отказом новых властей Грузии от принятой прежними властями антироссийской риторики, это открывает новые возможности для диалога, который на данной стадии не требует от сторон пересмотра их базовых установок или совершения уступок, неприемлемых по внутриполитическим причинам.
Немаловажно и то, что в результате выборов изменилась атмосфера, в которой в Грузии обсуждаются отношения с Россией. Политики и эксперты, представители «третьего сектора», отстаивающие необходимость нормализации отношений с Россией, теперь не рискуют оказаться в политической изоляции или быть заклейменными как «российские шпионы». Само обсуждение перспектив российско-грузинских отношений может вестись в более свободном и не-предвзятом ключе. Несмотря на понятные объективные трудности, с которыми сталкивается и еще столкнется новое правительство Грузии, в российско-грузинских отношениях возникло окно возможностей. Данный доклад посвящен анализу этих возможностей в разных областях двусторонних отношений.
3. Южная Осетия и Абхазия
Как ни определять конечные цели урегулирования грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов и как ни оценивать процесс такого урегулирования в 1990-х и 2000 -х годах, текущие отношения с Россией для Грузии означают отрицательную динамику в этом центральном вопросе грузинской политики. Статус-кво в Абхазии и Южной Осетии существует безотносительно его признания или непризнания со стороны региональных и внерегиональных игроков, и само течение времени его укрепляет. Абхазский и югоосетинский вопросы не поддаются решению без участия России, и с этой точки зрения отсутствие диалога между Россией и Грузией означает и отсутствие перспектив решения.
Россия не считает свое военное вмешательство в Южной Осетии в августе 2008 года агрессией, настаивая, что осуществляла операцию по принуждению к миру грузинского руководства. Доклад независимой международной миссии по установлению фактов о конфликте в Грузии (миссия Хайди Тальявини) признает, что военные действия начались с артиллерийского обстрела Цхинвала грузинскими силами, хотя считает избыточными ответные действия России (2).
Москва также отвергает использование термина «оккупация» применительно к статус-кво в Абхазии и Южной Осетии, аргументируя это тем, что не осуществляет эффективный контроль над территориями обеих республик. Заметим, что термин «оккупация» не просто некорректен с юридической точки зрения. Его употребление служит символической «отмене» самого факта грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов: якобы конфликтов нет, а есть лишь противостояние России и Грузии, и Россия «оккупирует» принадлежащие Грузии территории. При этом ключевой проблемой грузино-осетинских и грузино-абхазских разногласий остается существующее в Тбилиси мнение о ведущей роли России в этих процессах. Вне зависимости от оценки влияния Москвы, это восприятие уводит от реального понимания ситуации. За скобками оказываются как необходимость инициативной политической линии Грузии по урегулированию конфликтов, так и интересы осетин и абхазов, которым Тбилиси отказывал в праве на собственное мнение под предлогом «российской оккупации».
Особое недовольство правительства М. Саакашвили вызывало то, что условием закрепления территориальной целостности Грузии были существенные уступки в адрес Сухума и Цхинвала, на которые было так же психологически сложно пойти, как и принять равноправный формат переговоров с ними. На этом фоне нейтральная позиция России в процессе урегулирования трактовалась в Тбилиси на основе искаженных фактов как антигрузинская. С 2004 года в нарушение международных соглашений правительство М. Саакашвили взяло курс на вытеснение России из процесса урегулирования и реинтеграцию республик де-факто силовым путем. Внешнеполитическая стратегия Саакашвили заключалась в том, чтобы перевести грузино-абхазский и грузино-осетинский конфликт в русло конфликта российско-грузинского и затем интегрировать последний в контекст противостояния между Россией и США, который возник в период второго президентского срока Джорджа Буша-младшего. Трагические события августа 2008 г. продемонстрировали ошибочность и разрушительность такой стратегии.
Несмотря на это, Москва последовательно поддерживала линию на территориальную целостность Грузии и вплоть до 2008 года участвовала в режиме санкций СНГ против Абхазии и Южной Осетии. Российская позиция по урегулированию конфликтов была неизменной на протяжении всего периода с начала 1990-х годов. В развернутом виде ее изложил президент В.В. Путин в ходе эскалации грузино-осетинского противостояния в 2004 году: «Россия, так же как и другие страны СНГ, готова внести свой посильный вклад в урегулирование и восстановление территориальной целостности Грузии. Но мы не собираемся брать на себя несвойственные нам функции. И не собираемся выступать на одной стороне. Мы хотим, чтобы эти конфликты были урегулированы таким образом, чтобы все люди, которые проживают на этой территории, приняли это решение сами. И договорились между собой. Мы же готовы сыграть только роль посредников и гарантов достигнутых договоренностей, которые могут быть достигнуты, если есть добрая воля» (3).
Серьезным препятствием для сближения позиций является укоренившееся в грузинском обществе с начала 1990-х годов представление о злонамеренном вмешательстве России в дела Грузии путем использования конфликтов в Южной Осетии и Абхазии. Грузинские аналитики широко цитировали якобы подготовленные по заказу МИД РФ в 1997 году предложения политологов К. Затулина и А. Миграняна по управлению постсоветским пространством путем манипулирования конфликтами на его территории (4), но не замечали повторяющийся 20 лет рефрен российского руководства о приверженности принципам территориальной целостности и нерушимости международно признанных границ на пространстве СНГ как главном условии международной безопасности и сотрудничества.
Используя существовавшие в грузинском обществе стереотипы, правительство М. Саакашвили целенаправленно насаждало искаженное представление об общей истории Грузии и России на основе перенесения на прошлое моделей современной либеральной демократии. Политическая линия Тбилиси, которая была следствием концепции «российской оккупации», не только усугубляла разногласия с Москвой, но и рождала неверное понимание о мотивах политики Сухума и Цхинвала. Выводя за скобки вопрос о доле вины грузинского руководства начала 1990-х годов в развязывании конфликтов в Южной Осетии и Абхазии, правительство Саакашвили не могло дать верный ответ на вопрос о том, кто в глазах Сухума и Цхинвала представляет основную угрозу безопасности и почему они не считают привлекательной идею евроатлантической интеграции.
Торпедирование политического процесса в рамках урегулирования сопровождалось широкой пропагандистской кампанией, направленной на западного потребителя. Переговорная тактика грузинской дипломатии в правление «Единого национального движения» состояла во внедрении в процесс наблюдателей со стороны США или ЕС и стремлении использовать давление с их стороны для принуждения партнера принять условия Грузии. При этом от внимания Тбилиси укрывалось то обстоятельство, что наблюдательная миссия не гарантировала глубокой вовлеченности западных государств в переговорный процесс. Признавая правоту Грузии в конфликте с Россией, страны ЕС, по сути, дистанцировались от проблемы урегулирования, отказываясь пойти дальше и добиваться уступок от Москвы. И хотя М. Саакашвили хвалился успехом, в действительности это было политическое поражение, которое закрепляло статус-кво. Это тревожное обстоятельство побудило пришедшие к власти в Грузии в 2012 году оппозиционные силы к попытке пересмотра политики на юго-осетинском и абхазском направлениях.
Было осознано, что продолжающаяся с 2006 года обструкция переговорного процесса с правительствами Южной Осетии и Абхазии в долгосрочной перспективе вредит интересам Грузии. Среди участников коалиции «Грузинская мечта» распространилось мнение, что если в течение 10 лет Тбилиси не предложит Цхинвалу и Сухуму разумный проект реинтеграции, то будут созданы условия для рассмотрения международным сообществом (прежде всего в ЕС) вопроса о легализации статуса Абхазии как части Черноморского региона. Также вспомнили, что военное присутствие России на территории Грузии воспринималось более или менее болезненно в зависимости от состояния двусторонних отношений. Тема «оккупации» не поднималась до 2004 года, когда российские войска находились в Сухуме, Цхинвале, Батуми и в Ахалкалаки. Ряд аналитиков напрямую стал упрекать руководство «Единого национального движения» в упущенных возможностях к примирению, ведь накануне операции Грузии в Южной Осетии летом 2004 года Цхинвал во многом был готов фактически вернуться под юрисдикцию Тбилиси.
Груз накопленных в 1990-е годы стереотипов вкупе с деятельной антироссийской пропагандой правительства М. Саакашвили существенно повлияли на оценки событий августа 2008 года. Лидер «Грузинской мечты» и новый премьер-министр Грузии Б. Иванишвили объяснял действия России в грузино-югоосетинском конфликте стратегической задачей Москвы «перейти через Кавказ» (5). Даже признавая инициатором конфликта правительство М. Саакашвили, лишь меньшинство грузинского истеблишмента было готово услышать позицию России, сформулированную Д.А. Медведевым: «Мы вынуждены… признать международную правосубъектность [Абхазии и Южной Осетии], для того, чтобы их защитить» (6). Не обсуждалось и то, что Россия пошла на признание лишь после того, как было отвергнуто ее предложение сделать одним из пунктов соглашения о прекращении боевых действий международное обсуждение гарантий безопасности Абхазии и Южной Осетии.
Примечательно, что в принципе Москва не исключает вероятность постановки вопроса об объединении Грузии, Абхазии и Южной Осетии (например, в форме конфедерации) при условии, что на это будет воля граждан всех трех государств. Ряд высказываний занимавшего в тот период пост президента России Д.А. Медведева можно рассматривать в этом контексте (7). В интервью телеканалам «Russia Today», «ПИК ТВ» и радиостанции «Эхо Москвы» в августе 2011 года Медведев обрисовал вариант возможного развития событий следующим образом: «Что касается будущего…, то его не знает никто. Я буду очень рад, если, скажем, руководство Грузии, руководители Абхазии и Южной Осетии сядут за стол переговоров и будут думать о том, как они будут жить дальше, как в регионе будет обеспечиваться мир и правопорядок, какова судьба очень близких народов, что они могут потенциально когда-нибудь создать. Это их дело. И если когда-нибудь до этого дойдёт, я буду счастлив, Россия этому никогда препятствовать не будет» (8).
Судя по высказываниям представителей «Грузинской мечты», руководство движения признает то обстоятельство, что национально-государственные проекты в Абхазии и Южной Осетии опираются на реальную поддержку абхазов и осетин и не являются недоразумением, вызванным ошибками прошлых лет, которые легко исправить, если Грузия станет демократичной и процветающей (9).
В нормализации отношений с Тбилиси также заинтересованы руководители Абхазии и Южной Осетии. Во-первых, нынешнее состояние отношений между Россией и Грузией, Грузией и Абхазией, Грузией и Южной Осетией мешает создать прочную правовую основу для поддержания мира. Во-вторых, грузинское население Абхазии, а особенно Южной Осетии страдает из-за неопределенности правового статуса и жесткого режима пересечения границ, и в этом одна из причин трудностей в интеграции обществ двух новых независимых государств и формирования в них устойчивых демократических политических режимов. В-третьих, в практическом плане обе республики много теряют от того, что напряженность и неопределенность в отношениях с Грузией препятствует широкому использованию их транзитного потенциала.
Есть основания полагать, что стратегия «малых дел» осуществима даже в наличествующих сложных условиях, и ее успешная реализация позволит расчистить площадку для обсуждения стратегических политических решений в будущем. Можно выдвинуть только несколько предложений, которые, возможно, сделали бы такую стратегию более сфокусированной и облегчили бы ее принятие сторонами конфликта.
Принятая властями Грузии концепция «оккупации» Абхазии и Южной Осетии приводит к тому, что в Тбилиси не могут признать не только правовую (действительно оспариваемую), но и политическую субъектность Абхазии и Южной Осетии, которую они признавали вплоть до августа 2008 года, поскольку не выходили из соглашений об урегулировании конфликтов. Данная позиция слаба в том отношении, что, если Грузия взяла курс на мирное урегулирование двух конфликтов, взаимодействие с теми силами, которые непосредственно контролируют территории Абхазии и Южной Осетии, необходимо и неизбежно, а следовательно, требуется и признание их политической субъектности в той или иной форме. Формат женевских переговоров о безопасности в Закавказье не предполагает признание Грузией политической субъектности Абхазии и Южной Осетии; согласно трактовке Тбилиси, представители обеих республик участвуют в переговорах в составе российской делегации.
Требуется изолировать обсуждение гуманитарных вопросов (таких, как положение приграничного населения) от политической дискуссии о будущем региона. Вопрос об объеме и качестве российского военного присутствия в Абхазии и Южной Осетии, в принципе обсуждаемый в контексте проблемы долгосрочной нормализации обстановки в регионе, едва ли может быть поставлен в текущих условиях. Объединять его с вопросами гуманитарными — значит ставить ненужное дипломатическое препятствие для решения последних.
Постепенная «десекьюритизация» отношений позволила бы поставить вопрос о возобновлении социально-экономических связей между сторонами. Оптимистичная перспектива могла бы состоять в формировании общего пространства перемещения людей, товаров, капитала и услуг между Грузией, Абхазией и Южной Осетией при непосредственном участии России, которая должна стать структурообразующей частью этого пространства. Российский опыт в Чечне показывает, что, даже восстанавливая силовым путем конституционный строй на части собственной международно признанной территории, невозможно избежать взаимодействия с теми, кто осуществляет власть на этой части территории; также приходится мириться с долгосрочными издержками такого «контракта» (10).
В ноябре новый грузинский министр по реинтеграции Паата Закареишвили выступил с инициативой возобновления железнодорожного сообщения между Грузией и Абхазией. Эта инициатива встретила сомнения или возражения как в Грузии, так и в Абхазии, и после этого, по словам министра, была «снята с повестки дня». Отметим, что несмотря на препятствия, с которыми столкнется практическое осуществление этого замысла, возобновление железнодорожного сообщения могло бы дать новый импульс позитивным процессам во всем Закавказье, в чем заинтересовано не одно государство региона. Переговоры по возобновлению железнодорожного сообщения между Грузией и Абхазией стали бы новым форматом грузино-абхазского взаимодействия, не связанным с наследием конфликта 2008 года, как связан с ним формат переговоров в Женеве. Политический процесс такого рода был бы не менее значим, чем результат.
Важным маркером изменений в подходе Грузии к проблеме Абхазии и Южной Осетии стала бы отмена Закона об оккупированных территориях. Ряд положений этого закона не только создает препятствия для экономического развития Абхазии и Южной Осетии, но и затрудняет гуманитарное сотрудничество между Россией и Грузией. Правовое регулирование взаимодействия грузинских граждан и властей с жителями Абхазии и Южной Осетии, на наш взгляд, возможно в рамках других правовых актов, не опирающихся на контрпродуктивную концепцию «оккупации».
4. Северокавказская политика Грузии
Основную роль в продвижении позитивного образа Грузии на Северном Кавказе сыграли не столько медийные ресурсы грузинских властей, сколько отмена виз и прямые контакты с лидерами северокавказских национальных организаций. Тезисы об успехах Грузии доносятся этим лидерам во время их поездок в Тбилиси и затем распространяются ими в регионе через сети личных знакомств. Содержательно эти тезисы не представляют новизны. Они воспроизводят то же послание, которое семь-восемь лет назад было актуальным в Москве: «победили коррупцию, полиция не берет взяток», «министры — молодые ребята с горящими глазами», «подавили воров в законе», «изменили свою страну к лучшему за считанные годы» и т. п. Как и раньше в Москве, все эти тезисы воспринимаются некритично. Главный результат для грузинских властей заключается в том, что среди северокавказских интеллектуалов преодолено прежнее равнодушно-презрительное отношение к Грузии, сформировавшееся еще во время войны в Абхазии 1992-1993 гг.
Отмена виз затронула интересы нескольких различных по социальным характеристикам и численности групп населения Северного Кавказа. Паломники, направляющиеся в хадж, получили возможность экономить на дорожных расходах. Их появление в Грузии пока не сопровождается конфликтами, однако, по некоторым свидетельствам, многочисленность паломников и их иногда вызывающее поведение, создает недовольство среди грузинских граждан. Эта группа вполне равнодушна к пропаганде грузинских властей. Мелкооптовые торговцы получили дешевый транспортный коридор для поездок в Турцию, их опыт взаимодействия с грузинской полицией весьма позитивен. Активисты национальных движений в лице Грузии приобрели партнера, отношения с которым, как они полагают, позволяют им повышать ставки в торге с федеральными властями.
Активисты черкесских национальных организаций приветствуют признание Грузией «геноцида черкесов» в ходе Кавказской войны. Те из них, кто лоялен властям, при этом оговаривают, что сначала Грузии следовало признать геноцид абхазов и осетин, однако это выглядит скорее как реверанс в адрес Москвы, чем как искренняя позиция. Риторика черкесских активистов причудливо микшируется с риторикой грузинской внешнеполитической пропаганды: «благодаря Грузии международное сообщество узнало о нашей трагедии», «вопрос о геноциде поставлен на международном уровне» и прочее. И оппозиционные, и лояльные властям черкесские национальные организации рассматривают российско-грузинское противостояние как возможность за счет лавирования между двумя сторонами повысить свой политический статус и укрепить свои медийные позиции: «раз с нами не разговаривает Россия, мы будет разговаривать с Грузией», «Москве надо было признать геноцид раньше, чем это сделала Грузия, Москва упустила свой шанс», «теперь геноцид признает Польша и страны Прибалтики». Жесткая, но эмоционально сдержанная реакция России на признание «геноцида черкесов» грузинским парламентом, а также ее категорическое нежелание обсуждать эту тем у с черкесскими национальными организациями обесценивают подобного рода доводы.
Для черкесских активистов запретительно высока цена сотрудничества с Грузией, а также с американской Jamestown Foundation, во многом направляющей северокавказскую политику Тбилиси, если это сотрудничество выходит за рамки совместных конференций и открытия памятников. Попытки получить финансирование из-за рубежа зачастую безуспешны. Черкесские национальные организации, как лояльные, так и оппозиционные, финансируются за счет внутренних источников, прежде всего — региональных властей и черкесов-предпринимателей. Заметного следа «грузинских денег» в среде северокавказских национальных организаций не прослеживается. В среде черкесских этнических активистов были с недовольством восприняты попытки тбилисского Центра черкесской культуры распространить его деятельность также на чеченцев и ингушей. Эти попытки были истолкованы как объединение светской мирной «черкесской» оппозиции с оппозицией исламской и вооруженной.
Черкесские активисты Кабардино-Балкарии — а именно они стали главным северокавказским контрагентом грузинских властей в кампании по признанию «геноцида» и организации Центра черкесской культуры — дорожат своим светским статусом. В то же время принципы «новой северокавказской политики» — создать максимум неудобств Москве в чувствительной для нее сфере — толкают власти Грузии к непубличному альянсу с исламистскими группами на Северном Кавказе. Свидетельства в пользу существования такого альянса в прошлом появлялись в российской и грузинской прессе, указывали на него и представители российских спецслужб. Наиболее скандальным стал случай с уничтожением исламистской боевой группы в ущелье Лопота в августе 2012 года, причем выяснилось, что в числе боевиков были граждане Грузии.
Такого рода альянс не создает критических угроз безопасности на Северном Кавказе. Признание «геноцида черкесов» грузинским парламентом в России воспринимается как крайне недружественный акт. Такая политика, особенно поддерживаемая ею неопределенность в позиции Грузии по отношению к северокавказскому террористическому подполью, осложняет российско-грузинские отношения. В том числе и потому что заставляет усомниться как в ответственности грузинской политической элиты, так и в ее европейской и христианской идентичности. Улучшение российско-грузинских отношений маловероятно без прояснения подходов Тбилиси в этом вопросе на уровне как политической риторики, так и практических шагов.
Дефицит сотрудничества между двумя странами в направлении обеспечения стабильности на Северном Кавказе на протяжении многих лет служит негативным фактором. В конечном счете, именно отсутствие такого сотрудничества подтолкнуло Россию к тому, чтобы инициировать дорогостоящую программу по укреплению границы на Кавказе. Причем реализация ряда элементов этой программы в непрозрачном для грузинской стороны режиме вызывало в Тбилиси подозрения в отношении Москвы. Ряд грузинских экспертов, в частности, оценивал эту программу с точки зрения возможной переброски российских войск на южную сторону Главного Кавказского хребта.
Отметим и еще одно немаловажное с точки зрения Москвы обстоятельство. В России осознают, что обеспечение эффективного контроля государственной власти над всей территорией Грузии, за исключением ее бывших автономий в Абхазии и Южной Осетии, является реальным достижением современной Грузии. В эпоху Шеварднадзе отсутствие такого контроля было препятствием для сотрудничества двух стран в борьбе с терроризмом и обеспечении стабильности на Северном Кавказе. Масштабная дестабилизация Грузии может создать ситуацию, при которой террористические группы с северной стороны хребта смогут использовать грузинскую территорию в качестве базы, невзирая на мнение грузинских властей по этому поводу. С другой стороны, потеря Москвой контроля над территорией Северного Кавказа и его дестабилизация могут значительно увеличить комплекс угроз, с которыми ныне сталкивается Грузия. Отметим, что численность населения Дагестана, Чечни и Ингушетии в сумме равняется численности населения Грузии и демонстрирует довольно быстрый рост.
Как представляется, не существует препятствий для того, чтобы новое правительство Грузии отмежевалось от поддержки террористических групп на Северном Кавказе. Есть условия для того, чтобы Москва и Тбилиси инициировали создание системы обмена информацией по ситуации на восточном участке межгосударственной границы. Это позволит не только усилить взаимную безопасность вдоль этой границы, но и откроет путь к возникновению ростков доверия между силовыми структурами двух стран.
Что же касается публичной стороны «новой северокавказской политики» Грузии, то она при некоторых успехах, по-видимому, достигла естественных пределов своего развития. Перспектив усиления трансграничного экономического сотрудничества в ее рамках не существует. Студенты и молодые ученые с Северного Кавказа пользовались предоставленной грузинскими властями возможностью стажировок в Тбилиси, однако свои карьерные перспективы они связывают со своими регионами или с Москвой. Сколько-нибудь массовый приток студентов с Северного Кавказа в грузинские университеты маловероятен. Северокавказская молодежь предпочитает учиться в российских или западных университетах (если не считать тот ее сегмент, который выбирает университеты арабские), тем более что перспективы трудоустройства в России несравнимо лучше, чем в Грузии.
Экономические и гуманитарные связи Грузии с регионами Северного Кавказа могут получить новый позитивный импульс, если будут осуществляться не в пику Москве и не в обход нее, а в сотрудничестве с ней. Есть объективная потребность в создании таких форматов регионального взаимодействия, в которые были бы вовлечены интеллектуалы, гражданские активисты, журналисты Москвы, Тбилиси, регионов Северного Кавказа и Юга России. Это отвечает и историческим традициям региона, и потребности в знаниях друг о друге, ощущающейся по обе стороны Главного Кавказского хребта. В дальнейшем можно обсудить механизмы региональной экономической интеграции с перспективой создания общего пространства движения людей и товаров, безопасности, образования и культуры.
5. НАТО и региональная безопасность
На протяжении 9 лет пребывания у власти правительство М. Саакашвили проводило в Грузии радикальный модернизационный эксперимент на основе либертарианского понимания роли государства в экономике страны. При этом участие государства в организации жизни общества многократно возросло. Стремясь к глубокому преобразованию основ государства и общества Грузии, «Единое национальное движение» стремилось создать условия, в которых их власть не оспаривалась бы оппозицией. Для реализации этой задачи грузинской элитой была выбрана стратегия «отбрасывания советского наследия». Лозунг «что угодно, только не Россия» находил поддержку среди образованного населения крупных городов и на определенное время стал символом государственной политики при нейтральной реакции сельского населения. Исчерпание ресурса международной поддержки режима Саакашвили вкупе с возрастанием недовольства широких масс населения стагнирующим уровнем доходов стимулирует процесс пересмотра ключевой идеи последних 8 лет политической жизни Грузии.
Специфика модернизационного эксперимента М. Саакашвили состояла в полном подчинении президенту всех ветвей власти. По распространенному среди грузинских аналитиков мнению после «революции роз» в Грузии происходила «авторитарная модернизация».
В правление Саакашвили либертарианские мотивы в экономической политике страны сочетались с жестким контролем исполнительной власти над инициативами в сфере социальной и культурной жизни Грузии. Социокультурный эксперимент по воспитанию следующего поколения грузин «свободными», т. е. носителями западных ценностей и антироссийских убеждений, побуждало правительство проводить масштабную антироссийскую кампанию. Консолидации части общества вокруг западных ценностей способствовало укоренившееся представление об антигрузинском характере вовлеченности России в конфликты в Южной Осетии и Абхазии. Поэтому среди сторонников «Единого национального движения» было распространено убеждение в том, что «Грузии повезло с внешними врагами».
Проблемой социокультурного эксперимента было географическое соседство Грузии с Турцией. С одной стороны, две страны разделяло вековое военно-политическое и этноконфессиональное противостояние, ощущаемое на бытовом уровне до сих пор. Исторически это противоборство складывалось не в пользу Грузии и временами оно угрожало существованию грузинского народа. С другой стороны, именно Турция ориентировалась на близкие Тбилиси цели евроатлантической интеграции и с 1952 года являлась членом НАТО. Правительство ЕНД учитывало распространенные в обществе антитурецкие настроения и стремилось их обойти. Поэтому в пропаганде евроатлантической интеграции происходила подмена географического контекста угроз безопасности — пропаганда искусственно помещала Грузию среди государств Центрально-Восточной Европы, которые в последние 20 лет объединяла общая политическая траектория (от Организации Варшавского договора к НАТО) и общее восприятие угроз безопасности, якобы исходящих от России. За скобками оказывалось то обстоятельство, что страны ЦВЕ вовлекались в атлантическую интеграцию соседней Германией, тогда как Грузии предстояло пройти этот путь при посредничестве южного соседа — Турции. Судя по всему, этой участи, как и сопровождающей союзнические отношения глубокой социально-экономической интеграции, стремилось избежать как грузинское общество, так и политический истеблишмент.
Заметной чертой правительства ЕНД был его намеренный разрыв с традицией государственной власти в Грузии и на Кавказе в целом. В кабинете министров не было чиновников старше президента Саакашвили. Большинство членов правительства было социализировано в контексте западных ценностей — их учеба или значительная часть профессиональной биографии проходили за рубежом. Сугубый прагматизм и нацеленность на результат они противопоставляли традиционной грузинской созерцательности. Высокая самооценка элиты вокруг Саакашвили строилась на идеологической солидарности и высоком командном духе. Деятели «Единого национального движения» без стеснения хвалились тем, что их правительство «компактное, мобильное и в отдельных вопросах очень искусное». Одно из ключевых мест в структуре правительства «Единого национального движения» занимало министерство по европейской и евроатлантической интеграции. По сути, это ведомство занималось адаптацией стандартов государственных реформ по образцу американской либеральной демократии для Грузии. Оно же ответственно за выполнение полученного от менторов «домашнего задания». Именно это ведомство зачастую вводило Запад в заблуждение, создавая видимость успеха на пути Грузии к демократии.
Инструментом в этом смысле было обладание правительством политической инициативой во внутренней политике и доминирование в информационном пространстве. По статистике около 80% грузин получали информацию посредством ТВ, при этом все три главных телеканала контролировались правительством. Массированная пропагандистская кампания, основанная на полуправдивой информации, формировала высокий рейтинг поддержки обществом членства Грузии в НАТО, но не давала твердого понимания смысла и цели этого процесса. По мнению оппозиционных политиков, правительство Саакашвили создало в сознании граждан «виртуальную Грузию». Как показали события сентября 2012 г. вокруг Глданской тюрьмы, подобная неадекватная картина реальности приводит к завышенной самооценке, взвинченности ожиданий общества от власти и сильным колебаниям общественных настроений, связанных с неспособностью власти этим ожиданиям соответствовать.
Неадекватная оценка состояния внешней среды и доступных для реализации внешнеполитических целей ресурсов ставила грузинскую дипломатию в тупик. В правление ЕНД Грузия по сути не имела различимых стратегических целей за исключением европейской и евроатлантической интеграции. Заметно, что институционально государственная структура Грузии развернута в сторону Запада: в грузинском МИДе нет департамента по отношениям с Россией, которая «растворена» в департаменте по делам СНГ. При словесной готовности к восстановлению дипотношений с Россией, руководство ЕНД не понимало, как этого добиться. Отталкиваясь от тезиса о том, что «из России поступают противоречивые сигналы», правительство приходило к парадоксальному выводу о том, что «для упорядочения отношений с Россией требуется вступление в НАТО».
На фоне неудач на российском направлении главной заявленной целью политики Грузии в правление ЕНД оставалась «демократическая миссия» на Кавказе и в СНГ в целом. Так, стратегическое партнерство с Азербайджаном в МИД Грузии увязывали с тем, что на Западе якобы воспринимали Баку в «одном проекте» с Тбилиси. Таким образом, итоги евроатлантического процесса для Грузии, по замыслу Тбилиси, могли быть в перспективе перенесены на Азербайджан. Эта линия не учитывала не только стремление Азербайджана придерживаться нейтралитета, но и то обстоятельство, что Грузия сама вполне могла оказаться объектом «демократической миссии» со стороны Турции. Судя по всему, именно в «одном пакете» с Турцией рассматривали евроатлантическую интеграцию Тбилиси в Брюсселе.
По сути, грузинская дипломатия в правление «Единого национального движения» теряла главный навык — способность к ведению переговоров, ограничиваясь ролями просителя или обиженного. Высокая зависимость оценок грузинской дипломатии от мнения западных партнеров делала политическую линию правительства шаткой. В ЕНД больше ценили легкость дипломатического процесса с Брюсселем, который не обязывал Тбилиси к уступкам, чем наполненные реальным содержанием, но напряженные российско-грузинские, грузино-абхазские и грузино-югоосетинские переговоры. Особенно болезненно в ЕНД реагировали на невнимание со стороны Запада или прямую критику грузинских властей. Неуклонное снижение международной поддержки политического курса правительства М. Саакашвили происходило на фоне снижения объемов международной финансовой помощи. На протяжении 22 месяцев после грузино-югоосетинского конфликта 2008 года президента М. Саакашвили не принимали лидеры европейских государств. Многие политики на Западе осознали, что режим «карт-бланша» правительству ЕНД сыграл для Грузии плохую службу (11). Также возникли подозрения относительно искренности инициатив Саакашвили в области демократизации, военного строительства и региональной политики. Особенное беспокойство в Брюсселе вызывало то обстоятельство, что недальновидные действия правительства М. Саакашвили в августе 2008 года могли привести к полномасштабному военному столкновению между НАТО и Россией. В совокупности это способствовало снижению приоритетности «грузинского досье» среди политикоформирующих кругов в Брюсселе.
Признавая, что противоречия по статусу Абхазии и Южной Осетии и по членству Грузии в НАТО в данный момент неразрешимы, все же приведем несколько тезисов, призванных расширить перспективу дискуссии по этим вопросам. Дело не в том, что Россия противится сближению Грузии с Европейским союзом. Москва действительно высказывала некоторые озабоченности в связи с реализацией программы «Восточного партнерства», однако эти озабоченности были связаны с теми элементами программы, которые плохо согласуются с уже действующими форматами международного сотрудничества в Восточной Европе и в Черноморском регионе, в которые вовлечена Россия (ОЧЭС, Союз России и Белоруссии). Первоначально настороженная реакция России на инициативу «Восточного партнерства» вскоре сменилась нейтральной.
«Геополитический плюрализм» на постсоветском пространстве, в том числе и в Закавказье, стал реальностью, обусловленной независимостью бывших советских республик. Грузия, как и многие другие страны постсоветского пространства, рассматривает Запад как источник модернизационных веяний, инвестиций и технологий. В таком ключе рассматривает Запад и сама Россия, с тем отличием, что она не питает иллюзий по поводу того, что внешние факторы могут оказать сколько-нибудь значимое влияние на процесс ее собственной социально-политической модернизации — просто в силу ее размеров, военно-политической мощи и исторических традиций. Здесь уместно вспомнить, что социализация Грузии в современном европейском контексте исторически проходила путем заимствований из России. Для Москвы важны два связанных друг с другом принципа. Во-первых, чтобы «европейский» или «западный» выбор Грузии не становился автоматически выбором антироссийским. То есть, чтобы принцип «геополитического плюрализма» распространялся на Россию тоже. Между тем, с конца 1980-х годов грузинская внешняя политика концептуально строится на основе оппозиции «Запад-Россия». Во-вторых, чтобы «европейский» или «западный» выбор не предполагал автоматического выбора в пользу распространения военной инфраструктуры НАТО вплоть до российских границ.
Отождествление «западного» выбора с антироссийским подталкивало прежнюю правящую элиту Грузии к тому, чтобы строить свою внешнеполитическую стратегию, исходя из сценария, в котором внешнеполитическое влияние России как минимум не будет расти, а как максимум станет ослабевать. Очевидно, что этот сценарий не реализуется. Ставка на ослабление России делает успех грузинской стратегии критически зависимым от таких факторов, повлиять на которые не во власти Тбилиси. Наконец, эта ставка мешает Грузии воспользоваться теми преимуществами, которые дает соседям рост российской экономики и которыми пользуются бизнес-группы из Азербайджана, Армении и Казахстана.
Радикализм государственного эксперимента «Единого национального движения» по «европеизации» объективно ослаблял чувство региональной идентичности и кавказской общности у грузин, делая Грузию чужеродной для кавказских государств. Особенное значение это имело для грузино-абхазских и грузино-осетинских отношений. Результатом «атлантической» риторики Тбилиси стало твердое убеждение Цхинвала и Сухума в том, что ЕС и НАТО потворствовали агрессивным планам правительства М. Саакашвили. Это многократно усложнило задачу вступления Грузии в НАТО в довоенных границах при условии согласия всего населения, которое в Тбилиси считают своим.
На этом фоне в самом Североатлантическом альянсе пока не задаются всерьез вопросом о том, как интегрировать в свой состав Грузию. Блок переживает внутренний кризис, связанный с разладом в оценках целей, стоящих перед государствами-членами. Перспектива применения против России статьи 5 устава НАТО о коллективной обороне исключает вступление в блок Грузии при существующем статус-кво. Не отвергая перспективу интеграции Грузии в принципе, Брюссель не прилагает заметных усилий для создания благоприятствующих этому условий, ожидая, что они создадутся в будущем. Пока же Тбилиси предлагается развивать оперативное сотрудничество с региональными членами НАТО, прежде всего с Турцией, которая в последние годы стремится к усилению своего военно-политического влияния в регионе, прежде всего — в поясе своих границ.
В этих условиях связывать судьбу государства с взаимодействием исключительно с НАТО было бы неразумно для Тбилиси. На этом фоне единственным государством, которое способно дать адекватный ответ на долгосрочные угрозы безопасности Грузии и тем самым заглушить существующее по сей день в Тбилиси «ощущение беспризорности» перед исламскими странами-соседями, объективно продолжает оставаться Россия.
Понимая, что в текущей ситуации — отсутствие дипломатических отношений, противоречия по статусу Абхазии и Южной Осетии — и с нынешним уровнем взаимного доверия сближение России и Грузии на почве общих подходов к проблеме региональной безопасности маловероятно, мы все же призываем к активизации обсуждения этой проблемы на экспертном уровне. Позитивную роль мог бы сыграть постоянный российско-грузинский экспертный семинар, посвященный совместному анализу вызовов и угроз, возникающих на Северном и Южном Кавказе, в Центральной Азии и на Ближнем Востоке.
6. Торгово-экономическое сотрудничество
Созданная Михаилом Саакашвили экономическая модель не позволила Грузии преодолеть бедность, однако обладала определенной устойчивостью. Крупный внешний долг не угрожает стабильности страны, так как может быть реструктурирован по политическим мотивам. Для доноров Грузии такая реструктуризация будет незаметна на фоне трудностей с Грецией и другими проблемными странами еврозоны. Многолетнее отрицательное сальдо торгового баланса Грузии компенсируется денежными переводами, которые направляют на родину грузинские мигранты. Жесткий контроль над государственным аппаратом и границами страны обеспечивают грузинской элите устойчивые доходы за счет операций с импортом. Монополизация рынков импортных товаров позволяет поддерживать высокую доходность этих операций (12). По сути, грузинская правящая элита извлекала ренту в роли «суверенного посредника» между трудовыми мигрантами и потребителями импортных товаров внутри страны. Экономические механизмы ее существования были в малой степени связаны с внутренним производством.
Однако экономика Грузии, несмотря на формально сравнительно высокие темпы экономического роста, по существу, находится в стагнации. Уровень безработицы в стране выше, чем у ее соседей по региону — Армении и Азербайджана. Грузия находится на третьем месте в регионе по подушевому ВВП, обогнав в прошлом году Армению только за счет динамики валютных курсов. Внутреннее производство слабеет из-за недоинвестированности и доминирования интересов импортеров.
Разрыв в ценностях между элитой и широкими слоями городского и сельского населения обострил противостояние городских элит. Занятые в сельском хозяйстве 55% населения страны не являются приобретателями благ от экономической политики правительства. Бенефициарами экономических реформ стали отрасли торговли, финансов и, в меньшей степени, сфера услуг. Заметно оживление туристического сектора после масштабных государственных инвестиций в инфраструктуру. Однако основной поток туристов идет в Грузию из сравнительно небогатых Азербайджана, Армении и Ирана; маловероятно, что один лишь туризм обеспечит процветание 4,5 млн жителей Грузии.
Проблемы безработицы и бедности на фоне снижения доступности медицины и роста тарифов на электроэнергию и жилищно-коммунальные услуги стали одной из причин поражения «Единого нацио-нального движения» на парламентских выборах. Для нового правительства критически важно преодоление экономических трудностей. Продолжение экономической стагнации создаст угрозу сохранению «Грузинской мечты» у власти.
Однако источники будущего экономического прорыва не ясны. 4,5 млрд долларов, выделенные Грузии Брюссельской конференцией доноров, израсходованы. Приток инвестиций из-за рубежа незначителен. Будущее грузинской экономики зависит от того, удастся ли обнаружить новые рынки сбыта и новые источники инвестиций за пределами страны. Расширение торгово-экономических связей с Россией означало бы тройной выигрыш для «Грузинской мечты». Во-первых, оно даст возможность вернуть грузинскую продукцию на традиционный рынок. Это поддержит сельское хозяйство и ряд отраслей пищевой промышленности страны, что приведет и к улучшению общей экономической ситуации. Во-вторых, Россия может стать источником инвестиций в недоинвестированные традиционные сектора грузинской экономики, причем эти инвестиции будут сопровождаться фактическими гарантиями доступности российских рынков в будущем — в России возникнут группы интересов, ориентированные на сохранение и развитие достигнутого в торгово-экономическом сотрудничестве. В-третьих, в грузинской бизнес-элите будут укреплены группы, заинтересованные в сотрудничестве с Россией. В прошлом слабость таких групп была одним из факторов нестабильности российско-грузинских отношений. Во внутренней политике эти группы будут ориентированы на «Грузинскую мечту» как на силу, способную, по крайней мере, не ухудшить отношения между Тбилиси и Москвой. Отметим также, что смягчение визового режима с Грузией откроет для грузинских граждан российский рынок труда. В краткосрочной перспективе это частично снимет остроту проблемы занятости в стране.
Если судить по заявлениям российских официальных лиц, в чьи полномочия входит открытие доступа грузинских товаров на российский рынок, Москва готова принимать необходимые для обеспечения этого доступа решения. В то же время понятны и соображения политической тактики, связанные с этим процессом. В России отдают себе отчет в том, что грузинский политик, с чьим именем будет связано возвращение товаров из Грузии на российский рынок, приобретет немалый внутриполитический капитал, и предпочли бы, чтобы этот капитал инвестировался в дальнейшее развитие российско-грузинских отношений. Москва также хотела бы избежать, чтобы ее решения косвенным образом способствовали укреплению экономических позиций тех групп грузинского бизнеса, которые ориентированы на прежнее руководство страны. Вместе с тем она рассчитывает на практические шаги по налаживанию двусторонних отношений со стороны грузинских властей, которые будут предприниматься синхронно с открытием рынка.
Вероятно, в ближайшие месяцы мы можем ожидать дозированного — по мере решения технических вопросов — открытия российского рынка для продукции грузинских компаний. Для ускорения этого процесса с грузинской стороны необходим полномочный субъект, способный взять на себя все стадии ведения переговоров, как политические, так и технические. Помимо спецпредставителя премьер-министра Грузии по России могут потребоваться усилия по линии торгово-промышленных ассоциаций двух стран или создание специальной организации экспортеров в Грузии. Отметим, что «торгово-промышленная дипломатия» в дальнейшем может стать каналом полуофициального политического диалога двух стран наряду с официальным каналом, предоставленным Швейцарией.
7. Гуманитарное сотрудничество
Длящийся политический конфликт между соседними странами препятствует укорененным по обе стороны Главного Кавказского хребта человеческим связям. Текущая ситуация губительна для сотрудничества между Россией и Грузией, общества которых по-прежнему глубоко взаимосвязаны. Около четверти жителей Грузии имеют родственников в России. 78% грузин владеют русским языком и 97% желают, чтобы их дети свободно говорили на нем (13). Смешанные браки с русскими одобряют 41% грузин, что в два раза выше уровня одобрения смешанных браков с турками или американцами (14). Согласно опросам общественного мнения последних лет, около 80% грузин выступают за улучшение отношений с Россией и сопоставимое количество россиян — за нормализацию связей с Грузией.
В условиях, когда личные контакты граждан ограничены, решающее значение для формирования взаимного восприятия играет информационная политика СМИ. Российские официальные лица неоднократно негативно высказывались о М. Саакашвили, однако воздерживались от высказываний, которые можно было бы истолковать как антигрузинские. В последние два года заметен отказ государственных и аффилированных с государством медиа от резких высказываний о Грузии. Представители грузинских властей получают возможность выражения своей позиции в ведущих российских изданиях. Либерально настроенная часть экспертного и медийного сообщества России симпатизирует экономическим реформам в Грузии и открыто выражает эти симпатии, ставшие признаком фронды. Парадоксальным образом в большинстве влиятельных российских СМИ о Грузии пишут «хорошо или ничего», несмотря на удручающее состояние межгосударственных отношений. Из публичного пространства практически исчезли публикации на тему положения этнических меньшинств в Грузии, а также призывы к искусственной дестабилизации ситуации в стране, которые, впрочем, даже осенью 2008 г. публично продвигались лишь представителями маргинальных политических групп.
Однако аналогичного сдвига в грузинском информационном пространстве до последнего времени не произошло. Усилия по организации диалога между представителями медийного и экспертного сообществ двух стран нередко блокировались грузинскими властями (15). Организация вещания телеканала «Первый информационный кавказский» (ПИК) в России рассматривается как попытка дестабилизации ситуации на Северном Кавказе. Такая информационная и шире — публичная среда не способствует деятельности, направленной на перспективу нормализации двусторонних отношений. Отметим, что закрытие ПИК — безотносительно причин такого решения — в России было воспринято с удовлетворением.
Ограничительными мерами правительства РФ оказались охвачены широкие слои грузинского общества (закрытие российских рынков труда и сельскохозяйственной продукции, введение визового режима). На данном этапе антироссийские убеждения в Грузии не приняли необратимый характер даже у либеральной части общества, однако недооценивать перспективу этого процесса нельзя.
Большой потенциал для улучшения двусторонних отношений находится во взаимодействии Русской и Грузинской православных церквей. Патриарх Кирилл и Католикос-Патриарх Илия II выступают наиболее последовательными сторонниками примирения. И хотя высокий авторитет церкви в обществах двух стран не транслируется в социальную динамику, даже символические жесты на этом направлении (например, участие грузинского церковного хора в пасхальном богослужении в Храме Христа Спасителя) вызывают волну продолжительного одобрения.
Граждане Грузии сталкиваются со значительными затруднениями при получении российских виз. В силу малой пропускной способности секции российских интересов при посольстве Швейцарии в Тбилиси, процесс получения визы крайне затруднен. Стоимость визы высока, требуется приглашение от российского гражданина или организации. Эти ограничения очевидно избыточны, а в плане предотвращения потенциальных угроз безопасности России, по-видимому, не слишком эффективны. Однако они вызывают раздражение в Грузии и препятствуют продолжению и расширению человеческих и деловых контактов между жителями двух стран.
Получение визы становится непреодолимым препятствием при совершении туристических поездок в Россию. По нашим наблюдениям, путешествующая тбилисская молодежь в 6 раз чаще бывает в Европе и США, чем в России. Это оставляет молодых людей безоружными перед официальной пропагандой правительства ЕНД, намеренно искажающей информацию о положении в РФ. Визовый режим между странами следует существенно облегчить для студентов, творческой интеллигенции, духовенства, туристов.
В то же время обеим сторонам следует отдавать себе отчет в том, что практика международных отношений в большинстве случаев не подразумевает безвизового режима в условиях отсутствия дипломатических отношений. Получение образования в России вновь должно стать одной из реальных возможностей для грузинских абитуриентов. Грузинская молодежь отправляется на учебу в Европу и США, зачастую не имея российской альтернативы. При этом российский рынок образования продолжает оставаться востребованным среди грузин. Облегчение визового режима для студентов и проведение образовательной выставки в Тбилиси способно удержать резкое падение интереса к России среди грузинской молодежи. Программой-максимум было бы открытие в Тбилиси, Кутаиси и других городах Центров российской культуры, а также симметричное открытие Центров грузинской культуры в Москве и крупнейших городах России (16).
Существенной проблемой остается слабость российских исследований в Грузии и грузинских в России. На практике это препятствует качественному анализу политики соседа и способствует распространению ложных представлений. Невозможность посещения России для грузинских исследователей становится запретительным барьером для входа в профессию. Следует не только существенно облегчить научные и образовательные контакты двух стран, но и придать им импульс путем распределения исследовательских грантов через уполномоченные организации по прозрачной процедуре. Программа исследований, развернутая на основе подобных грантов, даст положительный побочный эффект в виде расширения практических знаний об экономической и политической ситуации в России и Грузии, важных с точки зрения планирования и проведения внешней политики.
8. Рекомендации
Россия и Грузия не обречены на продолжение противостояния. Длящийся разрыв воспринимается по обе стороны Главного Кавказского хребта как состояние ненормальное и подлежащее исправлению. Пришедшее к власти в Грузии правительство Б. Иванишвили одной из приоритетных целей провозгласило ревизию российской политики прежнего руководства страны. Наблюдения за ходом обсуждения перспектив российско-грузинских отношений в Москве показывают, что и здесь время выжидания подходит к концу. Открывается окно возможностей для нормализации двусторонних отношений.
Южная Осетия и Абхазия
Продолжающаяся с 2006 года обструкция переговорного процесса с правительствами Южной Осетии и Абхазии в долгосрочной перспективе вредит интересам Грузии. Курс на мирное урегулирование двух конфликтов требует от Тбилиси признания двух республик в качестве самостоятельных партнеров по диалогу, какими их признавали до августа 2008 г.
На первом этапе нормализации отношений разумно изолировать обсуждение гуманитарных вопросов от политической дискуссии о будущем региона. Вопрос об объеме и качестве российского военного присутствия в Абхазии и Южной Осетии, в принципе обсуждаемый в контексте проблемы долгосрочной нормализации обстановки в регионе, едва ли может быть поставлен в текущих условиях.
Возобновление социально-экономических связей между сторонами может состоять в формировании общего пространства перемещения людей, товаров, капитала и услуг между Грузией, Абхазией и Южной Осетией при непосредственном участии России, которая должна стать структурообразующей частью этого пространства. Инициатива возобновления железнодорожного сообщения между Грузией и Абхазией встретила возражения или сомнения и в Тбилиси, и в Сухуме и была снята с повестки дня. Тем не менее, несмотря на препятствия, с которыми столкнется практическое осуществление этого замысла, возобновление железнодорожного сообщения могло бы дать новый импульс позитивным процессам во всем Закавказье, в чем заинтересовано не одно государство региона. Мы полагаем, что эта тема нуждается в обсуждении если не на политическом, то на экспертном уровне.
Важным маркером изменений в подходе Грузии к проблеме Абхазии и Южной Осетии стала бы отмена Закона об оккупированных территориях. Ряд положений этого закона не только создают препятствия для экономического развития Абхазии и Южной Осетии, но и затрудняют гуманитарное сотрудничество между Россией и Грузией. Правовое регулирование взаимодействия грузинских граждан и властей с жителями Абхазии и Южной Осетии, на наш взгляд, возможно в рамках других правовых актов, не опирающихся на контрпродуктивную концепцию «оккупации».
Северокавказская политика Грузии
Признание «геноцида черкесов» парламентом Грузии в России воспринимается как крайне недружественный акт. Такая политика, особенно поддерживаемая ею неопределенность в позиции Грузии по отношению к северокавказскому террористическому подполью, осложняет российско-грузинские отношения. Не существует препятствий для того, чтобы новое правительство Грузии отмежевалось от поддержки террористических групп на Северном Кавказе. Есть условия для того, чтобы Москва и Тбилиси инициировали создание системы обмена информацией по ситуации на восточном участке межгосударственной границы.
Экономические и гуманитарные связи Грузии с регионами Северного Кавказа могут получить позитивный импульс, если будут осуществляться не в пику Москве и не в обход нее, а в сотрудничестве с ней. Есть объективная потребность в создании таких форматов регионального взаимодействия, в которые были бы вовлечены интеллектуалы, гражданские активисты, журналисты Москвы, Тбилиси, регионов Северного Кавказа и Юга России.
НАТО и региональная безопасность
Дело не в том, что Россия противится сближению Грузии с Европейским союзом. Для Москвы важно, чтобы «европейский» или «западный» выбор Грузии не становился автоматически выбором антироссийским и не предполагал распространения военной инфраструктуры НАТО вплоть до российских границ.
Ставка на ослабление России делает успех грузинской стратегии критически зависимым от таких факторов, повлиять на которые не во власти Тбилиси. Кроме того, эта ставка мешает Грузии воспользоваться теми преимуществами, которые дает соседям рост российской экономики и которыми пользуются бизнес-группы из Азербайджана, Армении и Казахстана. Москва призывает официальный Тбилиси не блокировать дискуссию об иных механизмах обеспечения безопасности Грузии помимо НАТО и в целом об альтернативе во внешнеполитической стратегии.
Позитивную роль мог бы сыграть постоянно действующий российско-грузинский экспертный семинар, посвященный совместному анализу вызовов и угроз, возникающих на Северном и Южном Кавказе, в Центральной Азии и на Ближнем Востоке.
Торгово-экономическое сотрудничество
В перспективе не исключено постепенное открытие российского рынка для продукции грузинских компаний. Вместе с тем Москва рассчитывает на практические шаги по налаживанию двусторонних отношений со стороны грузинских властей, которые будут предприниматься синхронно с открытием рынка. Для ускорения этого процесса с грузинской стороны необходим полномочный субъект, способный взять на себя все стадии ведения переговоров, как политические, так и технические.
Помимо спецпредставителя премьер-министра Грузии по России могут потребоваться усилия по линии торгово-промышленных ассоциаций двух стран или создание специальной организации экспортеров в Грузии. Это особенно актуально в рамках участия Грузии в зимней Олимпиаде 2014 года в Сочи и сопряженных с ней экономических и туристических проектах.
Гуманитарное сотрудничество
Было бы полезно ограничить поток враждебной риторики, которым обменивается пресса двух стран. Россия со своей стороны его уже в значительной мере сократила и ждет симметричных шагов с грузинской стороны.
Целесообразно предпринять шаги к облегчению визового режима для грузинских граждан, прежде всего для студентов, творческой интеллигенции, духовенства, туристов.
Получение образования в России вновь должно стать одной из реальных возможностей для грузинских абитуриентов. Программа мер может включать облегчение визового режима для студентов, проведение образовательной выставки в Тбилиси открытие в крупных городах Центров российской культуры, а также симметричное открытие Центров грузинской культуры в Москве и других городах России.
Существенной проблемой остается слабость российских исследований в Грузии и грузинских в России. Следует не только существенно облегчить научные и образовательные контакты двух страны, но и придать им импульс путем распределения исследовательских грантов через уполномоченные организации по прозрачной процедуре. Большой потенциал для улучшения двусторонних отношений находится во взаимодействии Русской и Грузинской православных церквей. Давно назрел запуск программы культурного диалога и дней памяти крупных событий общей истории (по примеру Фестиваля российского кино в Тбилиси и Дней Ильи Чавчавадзе в Санкт-Петербурге).
Николай Силаев — старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО (У) МИД России.
Андрей Сушенцов — старший преподаватель Кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО ( У) МИД России. В 2007 году — приглашенный исследователь Джорджтаунского университета (США), в 2008 — приглашенный исследователь Университета Джонса Хопкинса (США).
Список источников:
1. Грузинский опрос: Рейтинги политических партий и отношение населения к НАТО. URL: http://geurasia.org/rus/1305/ qartuli-gamokitxva—politikuri-partiebis-reitingi-da-mosaxleobis-damokidebuleba-nato-sadmi.html (дата обращения: 25.11.12).
2. Independent International Fact-Finding Mission on the Conflict in Georgia. Report. Brussels, 30 September, 2009. URL: http://www. ceiig.ch/Report.html (дата обращения: 16.11.12).
3. Путин В.В. Пресс-конференция по итогам встречи с Президентом Украины Леонидом Кучмой. Сочи, 18 августа 2004 года. URL: http://archive.kremlin.ru/text/ appears/2004/08/75603.shtml (дата обращения: 17.11.12).
4. «Смена приоритетов даст России повод ревизовать всю существующую систему договоренностей по территориальному размежеванию республик после распада СССР, игнорировать применительно к ним принцип территориальной целостности и поставить вопрос о переделе этого пространства на основе права нации на самоопределение». Затулин К.Ф., Мигранян А.М. СНГ: начало или конец истории. К смене вех. Независимая газета. Содружество. 26 марта 1997 года. URL: http://www.zatulin.ru/index. php?§ion=digest&id=35 (дата обращения: 17.08.12).
5. Б. Иванишвили: «Действия Саакашвили позволили России оккупировать наши территории», Civil Georgia. 24 октября 2012 года. URL: http://www.civil.ge/rus/article.php?id=24054 (дата обращения: 15.11.12).
6. Медведев Д.А. Интервью телеканалам «Russia Today», «Первый информационный кавказский» и радиостанции «Эхо Москвы». Сочи, 5 августа 2011 года. URL: http://kremlin.ru/ news/12204 (дата обращения: 16.11.12).
7. «[Вопрос о суверенитете Грузии] будет определяться в конечном счёте её взаимоотношениями с соседями». Медведев Д.А. Интервью телекомпании Тэ-Эф-1. Сочи, 26 августа 2008 года. URL: http://archive.kremlin.ru/appears/2008/08/26 /2300_type63379type63380_205786.shtml (дата обращения: 16. 11.12 ).
«К сожалению, после того, что произошло, вряд ли осетины и абхазы смогут жить в одном государстве с грузинами. Или же должны быть предприняты какие-то титанические усилия для того, чтобы разрешить этот конфликт… Россия как гарант безопасности на Кавказе и в регионе примет то решение, которое будет отражать недвусмысленным образом волю этих двух кавказских народов». Медведев Д.А. Совместная пресс-конференция по итогам переговоров с Федеральным канцлером Германии Ангелой Меркель. Сочи, Бочаров Ручей, 15 августа 2008 года. URL: http://archive. kremlin.ru/text/appears/2008/08/205367.shtml (дата обращения: 16.11.12).
8. Медведев Д.А. Интервью телеканалам «Russia Today», «Первый информационный кавказский» и радиостанции «Эхо Москвы». Сочи, 5 августа 2011 года. URL: http://kremlin.ru/ news/12204 (дата обращения: 16.11.12).
9. Б. Иванишвили: «Действия Саакашвили позволили России оккупировать наши территории», Civil Georgia. 24 октября 2012 года. URL: http://www.civil.ge/rus/article.php?id=24054 (дата обращения: 15.11.12).
11. Вигнанский М. Тедо Джапаридзе: Грузия не должна быть яблоком раздора между Западом и Россией. Известия. 26 сен-тября 2012 года. URL: http://izvestia.ru/news/536213 (дата обращения: 26.09.12).
12. В 2009 г. на фоне снижения мировых оптовых цен на импортируемые Грузией товары розничные цены на эти же товары в самой Грузии выросли. Это указывает на высокую моно-полизацию импорта. При этом поступления от налога на прибыль не возросли, как можно было бы ожидать, а снизились. См. Джавахишвили Н. Парадоксы роста грузинской экономики // Грузинская экономика после войны и экономи-ческого кризиса. Материалы семинара. Тбилиси, 2011. URL: http://georgiamonitor.org/upload/medialibrary/183/1833886d 459325fd5ac6e73015e005ee.pdf (дата обращения: 10.12.12).
13. Гуманитарное сотрудничество государств-участников СНГ и Грузии. Социологический портрет. 2011. РОМИР, Georgian Opinion Research Business International (GORBI). URL: http:// www.mfgs-sng.org/activity/sng/909.html (дата обращения: 16. 11.12).
14. The Caucasus Research Resource Centers (CRRC). February, 2011. URL: http://crrc.ge/oda (дата обращения: 17.11.12).
15. Российских экспертов не впустили в Грузию // Росбалт. 1 декабря 2009 года. URL: http://www.rosbalt.ru/ exussr/2009/12/01/693374.html (дата обращения: 17.11.12).
16. Инициативу «обмена полноценными культурно-информационными центрами в обеих столицах» выдвинул глава Россотрудничества Константин Косачев. См. Косачев К. Ретрансляция ценностей // Россия в глобальной политике. №5. Сентябрь-октябрь 2012.